Рон Пол: Империя США рухнет неожиданно, как это было с СССР

Бывший американский конгрессмен Рон Пол не верит в светлое будущее Соединённых Штатов. Он уверен, что на горизонте маячит повторение не столь давних исторических событий, однако событий не американской истории.
В интервью на радио, Пол, являющийся врачом по профессии и недавно запустивший собственные радио- и телеканал, рассказал, что он видит "надвигающийся конец".
Пол считает: "Они (Вашингтон) не спешат выбираться из этой ситуации, поэтому всё просто рухнет. Давайте просто продолжим работать над тем фактом, что когда мы начнём перестраивать всю эту систему, мы должны будем создать её такой, какой она должна быть изначально, и действительно усовершенствуем её".
Меньше управления, больше свободы
Продолжая, Пол поведал: "Я считаю, что со времён основателей концепция свободы значительно развилась, однако мы намного дальше отошли от того, что они вкладывали в данное понятие...По-моему мы должны быть готовы к тому, что в будущем, в течение следующих нескольких лет, мы станем свидетелями масштабнейшего краха, и тогда нам придётся говорить о типе денежно-кредитной политики, о том, почему необходимо отозвать наши войска, почему нам нужно остановить ежедневное увеличение дефицита и повышение лимитов кредитования, продумать общую, общественную терапию - всему этому должен прийти конец, и он придёт, потому как всё это рухнет в бездну. Я считаю, что нам стоит готовиться к этому, и рассматривать такое событие как возможность..."
Пол также добавил: "Меньше управления и больше свободы - вот что нам необходимо".
Ведущий радиопередачи Алекс Джонс отметил, что многие верят в то, что США летят прямо в мусорный контейнер истории, и что нынче страна движется по своего рода смертельной спирали. По его словам, единственный вопрос сейчас - когда и как всё случится.
Как говорит Пол, "сложно предсказать время, однако я пожалуй соглашусь с мнением, что конец наступит...Я вижу нынешнюю ситуацию как строение, стоящее без фундамента. Оно стоит и шатается, но оно не рухнуло, а я думаю, что это всё же произойдёт, потому что, знаете, финансовая система настолько нестабильна, полностью основана на долге и уверенности в Федеральном резерве, в том что он всегда будет печать необходимое количество денег и всегда будет удерживать ставки по процентам на нужном уровне, а также что он всегда выручит тех, кто в этом нуждается - что лично я считаю чистой воды небылицами..."
По словам Пола, "важное событие может произойти на следующей неделе, а может и через пять лет", однако вероятнее всего, это случится именно в тот момент, когда доллар перестанет быть авторитетной резервной - или основной - валютой.
Врач-конгрессмен также сказал, что недавний опрос, показавший явный недостаток доверия к государству со стороны американского народа, был "хорошей вещью".
"Потому что это значит, что теперь они перестанут верить правительству" поведал он Джонсу. "Я имею в виду, они не доверяют правительству, они не верят ему, правительство всё время им врёт...касается ли это внутренней или внешней политики".
"Возможно, в некотором смысле мы находимся в 1987-ом..."
Пол высказался по поводу недавнего признания глав американских разведслужб, после которого выяснилось, что они врали о настоящем количестве террористических заговоров, предотвращённых с помощью масштабной кражи АНБ телефонной информации американцев, также как и о существовании программы в целом.
По словам Пола, "система" в которой мы живём "всегда считалась намного более здоровой, чем сейчас".
"Однако", продолжает он, "просто задумайтесь над тем, как быстро исчезла советская система. По-моему это было величайшим чудом, или как минимум событием, двадцатого столетия", о приближении которого никто не подозревал.
"Понимаете, ведь если бы за день, за месяц, или за год до случившегося кто-нибудь сказал бы: "А знаете, в следующем году советской системы уже не будет существовать", все бы посчитали этого человека ненормальным. Однако система была хрупкой, и она развалилась, развалилась быстро, и, слава богу, чтобы избавиться от неё нам не пришлось затевать ядерную войну".
По словам Пола, "возможно, в некотором смысле мы сейчас находимся в 1987-ом, в том же положении, в котором в 1987-ом были Советы, а через два года их не стало".

Збигнев Бжезинский: Доминирование США, продолжавшееся 13 лет после окончания «холодной войны», кануло в прошлое

"Глобальная гегемония" в современном мире в принципе недостижима. Безоговорочное доминирование США, продолжавшееся "в течение 13 лет" после окончания "холодной войны", кануло в прошлое и в обозримой перспективе, по всей видимости, не может быть восстановлено. Такое мнение выразил во вторник, выступая в Университете Джонса Гопкинса в Вашингтоне, видный политолог, бывший помощник президента США по национальной безопасности Збигнев Бжезинский.
"Мы, несомненно, уже не в той доминирующей позиции, как 20 лет назад, - констатировал он. - Маловероятно, что мы ее восстановим, - во всяком случае, видимо, не при жизни кого- либо из присутствующих в этом зале". В аудитории было немало студентов.
"Нам как стране необходимо понимать, что мир стал несравненно более сложным, - продолжал Бжезинский. - И выпячивание лозунгов насчет наших ценностей, легковерие в американскую исключительность или универсальность по меньшей мере исторически преждевременны".
Тезис об "исключительной" роли США в современном мире давно входит в стандартный лексикон вашингтонских политиков. Бжезинский же, считающийся одним из главных специалистов по геостратегии в стране, по сути прямо его оспорил.
"Мир будет бесконечно более сложным, потенциально более опасным", - повторил он. В этих условиях, по его убеждению, "здравый смысл, чувство ответственности, целенаправленное планирование, наличие хорошо подготовленных элит и гораздо лучше осведомленного о внешнем мире населения суть непременные условия осмысленного поведения Америки".
Вечер, на котором выступал 85-летний патриарх американской геополитики, был посвящен выходу новой книги о нем, его жизни и работе "Збиг: стратегия и искусство государственного управления от Збигнева Бжезинского". Это - сборник, написанный его бывшими учениками и соратниками. А поздравить его с этим событием пришли подлинные, хоть и отставные "тяжеловесы" вашингтонской политики - бывшая госсекретарь США Мадлен Олбрайт, экс-министр обороны Роберт Гейтс, предшественник Бжезинского у руля СНБ США Брент Скоукрофт и один из преемников - Стивен Хэдли. Приветствие прислал 39-й президент США Джимми Картер, при котором Бжезинский работал в Белом доме. Он же, кстати, написал и предисловие к новой книге.
Именитые отставники обсуждали различные аспекты внешней политики США. Вопрос об отношениях с Россией достался Гейтсу. Он выразил сомнение в том, что сейчас возможно полнокровное партнерство Москвы и Вашингтона, но напомнил о взаимовыгодном сотрудничестве на отдельных направлениях и воздал должное "очень умному маневру" Кремля, открывшему путь к урегулированию ситуации в Сирии.
ИТАР-ТАСС

Возможна ли война с Америкой?

Неудача очередной попытки сближения России и США летом 2013 г. привела к возобновлению дискуссии о будущем российско-американских отношений. Среди политологов преобладают сдержанно-оптимистические оценки (по логике – «поссорились не в первый и не в последний раз»). И все-таки новый провал диалога Кремля и Белого дома вызывает тревогу. Лидеры России и США обсуждают, по сути, те же проблемы, что и в конце 1980-х годов: снижение накала конфронтационной риторики, возобновление переговоров по контролю над вооружениями, установление экономических контактов. За минувшие двадцать лет стороны фактически так и не смогли выстроить конструктивный диалог по этим проблемам, коль скоро вынуждены возвращаться к ним каждые два-три года.
На мой взгляд, перманентная конфронтация между Москвой и Вашингтоном [1] вызвана не стереотипами холодной войны, а нарастанием реальных противоречий между ними. Итогом этого процесса в ближайшие десять-пятнадцать лет может с большой долей вероятности стать российско-американский военный конфликт. Данный прогноз, разумеется, гипотетичен. Однако на протяжении двадцати лет стороны лишь увеличивали вероятность его реализации.
Обновленная конфронтация
Современный мировой порядок, сложившийся в ходе Второй мировой войны, был изначально англосаксонским проектом. Основные его положения были определены в рамках Атлантической хартии 1941 г. Советская дипломатия до середины 1942 г. вела переговоры с кабинетом Уинстона Черчилля о том, не направлены ли ее положения против СССР. Только в июне 1942 г. Кремль согласился с предложенной президентом Франклином Рузвельтом концепцией «трех полицейских», согласно которой ведущую роль в послевоенном мире должны были играть США, Великобритания и СССР. Достижение компромисса позволило союзникам в 1943–1944 гг. сформировать основы Ялтинско-Потсдамского порядка.
Первая трансформация мирового порядка произошла в середине 1950-х годов, когда СССР и США совместными усилиями демонтировали Британскую и Французскую империи. Именно с этого времени мировой порядок стал по-настоящему биполярным: его основу составляло соперничество двух сверхдержав, выстраивавших отношения друг с другом на основе модели взаимного гарантированного уничтожения и предельной идеологической конфронтации [2]. Риск прямого столкновения СССР и США оставался после 1962 г. минимальным. У сторон присутствовал хронический дефицит причин для начала войны, а главное – дефицит технических возможностей для оккупации территории оппонента. Ни в советском, ни в американском руководстве не было политиков-фанатиков, готовых рискнуть всем ради победы в «войне-армагеддоне». Между сверхдержавами не было споров вокруг территорий, где их интересы могли бы столкнуться по сценарию 1914 г. [3].
Вторая трансформация миропорядка пришлась на конец 1980-х годов. Политика перестройки завершилась демонтажем социалистического содружества и СССР. Однако базовые принципы Ялтинско-Потсдамского порядка сохранились в виде:

• ракетно-ядерного паритета между Россией и США;
• количественного и качественного отрыва ядерных потенциалов России и США от остальных ядерных держав;
• монополии России и США на производство полного спектра вооружений;
• монополии России и США на проведение полного спектра научных исследований;
• действующего Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) 1968 г.

С точки зрения распределения силы современный мировой порядок мало отличается от периода холодной войны. Ни одна из ядерных держав «второго плана», включая Китай, не обладает средствами, позволяющими уничтожить стратегический потенциал России и США .
Не изменилась и структура мирового управления. Международно-политических документов, фиксирующих расклад сил после окончания холодной войны, принято не было. Ведущая роль по-прежнему принадлежит ООН, точнее – Совету Безопасности ООН. Состав постоянных членов СБ ограничен державами-победительницами, что завязывает легитимность современного мирового порядка на итоги Второй мировой войны. В эту логику вписывается и сохранение державами-победительницами ограничений суверенитета Германии и Японии.
На этом фоне США в 1990 г. заявили о намерении создать новый мировой порядок. Достижение этой цели возможно при наличии трех условий: (1) отсутствие у других стран силовых потенциалов, сопоставимых с потенциалом США; (2) лишение других государств способности блокировать американские решения; (3) признание легитимности порядка со стороны других государств.
Однако при сохранении материально-технической основы Ялтинско-Потсдамского порядка речь может идти лишь о неформальном американском лидерстве. Именно здесь лежат основы российско-американской конфронтации.
Во-первых, советский военный потенциал не был демонтирован по образцу Германии и Японии после Второй мировой войны. Российская Федерация остается единственной страной, способной технически уничтожить США и вести с ними войну на базе сопоставимых видов вооружений.
Во-вторых, Россия как постоянный член СБ ООН обладает возможностью блокировать решения американцев.
В-третьих, Россия недвусмысленно заявила о непризнании американского лидерства. Идеологической формой его отрицания стала концепция многополярного мира, провозглашенная Москвой и Пекином в 1997 г.
В-четвертых, Россия выступает инициатором формальных и неформальных коалиций, призванных блокировать политику США. В большинстве международных кризисов Москва пыталась противопоставить линии Белого дома политику Франции, Германии, КНР. Подписание российско-китайского «Большого договора» 2001 г. доказало, что подобные коалиции могут принимать практическое воплощение.
В-пятых, Россия проводит независимую от США коммерческую политику в области экспорта военных технологий. Она выступает донором технологий для стран, желающих создать силовые потенциалы с целью противодействия Вашингтону.
Американцы вынуждены мириться с подобной ситуацией, осознавая, что средств для наказания России у них пока немного. (Речь идет о реальном наказании, а не булавочных уколах вроде введения санкций против российских компаний или заявлений о нарушениях прав человека в России.) Но без решения «российской проблемы» американский проект глобального мира обречен на пробуксовку.
Интересы США
Еще в 1948 г. администрация Гарри Трумэна определила основную цель в отношениях с Советским Союзом как снижение советского военного потенциала до безопасного для США уровня [5]. После окончания «холодной войны» Вашингтон подтвердил этот тезис. 12 мая 1989 г. президент Джордж Буш-старший указал, что демократические реформы в СССР неотделимы от процесса разоружения. Положение о необходимости снижения военного потенциала Советского Союза было зафиксировано в Стратегии национальной безопасности США 1991 г..
Важнейшим достижением в Белом доме считали принятие в 1989 г. Вайомингского компромисса – новых правил ведения стратегического диалога. Дальнейшие уступки руководство США связывало с поддержкой центробежных сил внутри СССР. Администрации Дж. Буша-старшего и У. Клинтона поддерживали Бориса Ельцина во время внутриполитических кризисов 1991–1993 гг. [6] в обмен на уступки в стратегической сфере: от соглашения ВОУ–НОУ до остановки реакторов, нарабатывавших оружейный плутоний. Важной уступкой Кремля считалось подписание Договора СНВ-2 (1993 г.), предполагавшего ликвидацию тяжелых межконтинентальных баллистических ракет (МБР).
По мере укрепления власти Б. Ельцина Кремль был все меньше готов следовать невыгодным для него обязательствам. Переломным моментом стал, по-видимому, визит президента России в Вашингтон 27 сентября 1994 г., в ходе которого он заявил, что из-за позиции Государственной Думы ратификация СНВ-2 откладывается на неопределенный срок. К концу 1994 г. администрация У. Клинтона осознала, что задачу разоружения России быстро решить не удастся. С этого момента российский режим стал для Вашингтона враждебным. Примерно с осени 1994 г. американские эксперты стали говорить о «провале демократического транзита» в России и об установлении в ней «неоцарского» («неоимперского») режима.
В 2000-х годах ситуация усугубилась. Рост враждебности в российско-американских отношениях не был связан с внутренней политикой Владимира Путина: для реализации собственных целей Вашингтон регулярно сотрудничал с режимами, намного более авторитарными, чем «путинская Россия». Дело было в том, что Кремль отверг все попытки США начать переговоры о радикальном сокращении стратегических потенциалов на американских условиях. Москва стала добиваться пересмотра Вайомингского компромисса, что частично было сделано в рамках Договора СНВ-3 (2010 г.). Американцев также беспокоила философия российского президента, нашедшая отражение в его Мюнхенской речи 10 февраля 2007 г.: В. Путин заявил о возможности военного противодействия недружественным шагам Вашингтона.
С середины 1990-х годов США начали отрабатывать новые методы воздействия на российскую политическую систему:

• проведение арестов российских чиновников и бизнесменов по обвинению в «отмывании денег», хотя их преступления против США не были доказаны;
• создание в СМИ образа России как криминального и авторитарного государства, политика которого идет вразрез с интересами мирового сообщества;
• выдвижение обвинений в адрес России в энергетическом шантаже других государств;
• финансирование российской оппозиции с целью поиска лидеров, готовых в обмен на поддержку пойти на ускоренное сокращение стратегического потенциала России;
• изучение возможности поддержки сепаратистских тенденций в России [7].

Белый дом дважды (в 1995 и 1999 гг.) осудил российскую военную операцию в Чечне. В начале 2000-х годов Госдепартамент регулярно принимал лидеров чеченских сепаратистов. Американские эксперты обсуждали потенциально опасные для России проблемы: «геноцид черкесов», «депортация народа Северного Кавказа», «неравноправное положение народов Севера» и т.п. В США приобрело популярность изучение опыта Дальневосточной республики 1920–1922 гг. [8]. Американцы не раз обсуждали возможность вступления в АТЭС российского Дальнего Востока отдельно от остальной Российской Федерации.
В практической политике Соединенные Штаты отрабатывали схемы принудительного разоружения «опасных режимов». Первым прецедентом стал Ирак, где США и их союзники провели в 2003 г. военную операцию под лозунгом изъятия химического и биологического оружия у режима Саддама Хусейна. Следующим прецедентом становится Иран, от которого американцы требуют свернуть программу обогащения урана. В случае успеха это будет означать пересмотр ДНЯО, по условиям которого право на наличие атомной энергетики имеют все неядерные государства. Перспективной целью выступает разоружение КНДР, от которой Вашингтон добивается ликвидации ядерных боезарядов и мощностей по обогащению плутония под контролем МАГАТЭ или комиссии «пяти держав». От Пакистана американцы требуют введения системы совместного с ними управления его ядерным потенциалом. Особым прецедентом выступает Сирия, где отрабатывается сценарий экстренного вмешательства «международного сообщества» во внутренний конфликт, в котором «опасное правительство» предположительно применило ОМП.
После разоружения еще двух-трех стран (например, Индии и Бразилии) одна из подобных схем будет, видимо, применена и к России. Теоретически здесь возможны два варианта. Первый: арест крупных политических деятелей России и организация над ними международного трибунала по обвинению в «геноциде» чеченцев, грузин или черкесов (нужное подчеркнуть) с одновременной постановкой вопроса о праве подобного режима иметь такое количество ядерного оружия. Второй: навязывание более лояльному правительству России соглашения об ускоренном сокращении ядерного оружия с предоставлением американским инспекторам доступа на российские ядерные объекты.
Беспрецедентно жесткая реакция Белого дома на возвращение в Кремль В. Путина была вызвана двумя причинами. Во-первых, В. Путин рассматривается американской элитой как фигура, не склонная к уступкам в вопросах разоружения. Во-вторых, американцы зимой 2012 г. осознали, что никакое финансирование оппозиции не создаст на обозримую перспективу критической массы для изменения российского режима. Ответом США стало ужесточение политики в разных формах: от демонстративного отказа президента Барака Обамы от встреч с его российским визави до принятия «Закона Магнитского», отрицающего легитимность части российской элиты. Проблема в том, что Кремль, судя по принятию «Закона Димы Яковлева», готов использовать все средства для противодействия потенциально опасным действиям Вашингтона.
В такой ситуации у Соединенных Штатов появляется заинтересованность в поражении Кремля в региональном военном конфликте. Судя по документам, Вашингтон не исключает военного вмешательства в конфликт России с кем-то из ее соседей. Целями подобной локальной войны могут быть демонстративное «наказание» российского режима, демонстрация прочности лидерских позиций США и создание предпосылок для смены режима в России. Апробацией такого варианта стала «пятидневная война» в августе 2008 г., в которую были фактически вовлечены США.
Интересы России
Россия при этом не пассивная жертва американской политики вроде Югославии, Ирака или Сирии. Напротив, при определенных условиях сама логика российской внешней политики также может способствовать возникновению конфликта.
Современная российская политическая система была модификацией политической системы РСФСР [9]. Нарочито проамериканская риторика Кремля в начале 1990-х годов была вызвана не любовью к Америке, а необходимостью решить три проблемы: признать Российскую Федерацию в границах РСФСР 1991 г., вывезти ядерное оружие с территории бывших союзных республик и легитимизировать режим Б. Ельцина в борьбе с Верховным Советом. По мере решения этих задач потребность в партнерстве с Вашингтоном уменьшалась. Американская политика с ее стремлением снизить российский стратегический потенциал начала восприниматься в Кремле как враждебная.
Ключевой задачей Москвы стало решение двух проблем: поддержание ракетно-ядерного паритета с Вашингтоном и сохранение привилегированного статуса России в мировом порядке за счет консервации роли СБ ООН. Обе эти задачи объективно противоречили внешнеполитической стратегии США. Поэтому для принуждения Белого дома к диалогу Москве требовалось идти на силовые демонстрации. Наиболее крупными из них были косовский кризис (1999 г.) и «пятидневная война» (2008 г.).
Другой мотив внешнеполитической стратегии России связан с нестабильностью ее внутриполитической системы. За минувшие двадцать лет российскому руководству удалось сохранить территориальную целостность страны. Однако проблема раздела собственности до настоящего времени не решена: в России продолжается клановая борьба. Большинство населения не считает нынешние формы собственности до конца легитимными и отвергает (за исключением части жителей мегаполисов) конкурентную этику. В массовом сознании жителей регионов распространена ностальгия по советскому прошлому. В такой ситуации российской власти важно демонстрировать внешнеполитические успехи, которые служат формой ее легитимации.
В руководстве России сильны опасения, связанные с региональным сепаратизмом. Сложные переговоры с Татарстаном о подписании Федеративного договора, две военные операции в Чечне, сепаратистские тенденции в Северной Осетии, Карачаево-Черкесии и Дагестане – все это создало ощущение, что при определенных обстоятельствах угроза распада Российской Федерации вполне может стать реальностью. Поэтому попытки Вашингтона выстроить самостоятельную стратегию поведения с российскими регионами не могут не вызывать обеспокоенность Кремля.
Политический кризис рубежа 2011–2012 гг. активизировал эти тенденции. Он показал, что поддержка руководства России меньше, чем казалось социологам пять-семь лет назад. Кризис продемонстрировал ограниченность мобилизационных ресурсов власти: ни «Наши», ни казаки, ни «селигерцы» не вышли разгонять небольшие протестные демонстрации. Волнения вскрыли наличие в обществе «эффекта усталости» от фигуры действующего президента. Кремль пошел на серьезную уступку, вернув прямые выборы глав регионов. В ближайшие годы администрации В. Путина предстоит выстраивать отношения с более самостоятельными местными властями.
Демонстративно недружественное отношение администрации Б. Обамы к фигуре В. Путина означало переход американцами «красной черты»: раньше Белый дом никогда не ставил двусторонние отношения в зависимость от конкретного лидера. Последующие полтора года подтвердили нежелание США выстраивать диалог с вернувшимся в Кремль В. Путиным. «Закон Магнитского» и «дело Бута» показали, что Соединенные Штаты не считают российскую элиту «своей» и не гарантируют ей безопасности. Для принуждения Вашингтона к диалогу Кремлю требуется или резкое ослабление позиций США, или внушительная силовая демонстрация.
Идеальным решением теоретически может стать победа России в региональном конфликте. Она принудит Вашингтон к диалогу, подобно тому, как «пятидневная война» 2008 г. подвигла американцев свернуть процесс принятия в НАТО Украины и Грузии. Внутри России «общее испытание» позволит окончательно подвести черту под распадом СССР и приватизацией 1990-х годов. Ситуация тем более интересна, что под «победу» можно подверстать любой итог конфликта. Достаточно вспомнить, что в советской пропаганде Брестский мир (1918 г.) и советско-польская война (1920 г.) преподносились как чуть ли не победы: «молодая Советская Россия устояла в кольце врагов».
Однако такой конфликт не должен быть «маленькой победоносной войной», по терминологии Вячеслава Плеве. Опыт 2008 г. показал, что быстрая победа над Грузией не переломила ни одной тенденции. Для перелома необходимо более серьезное испытание, которое по-настоящему сплотит российское общество.
Сценарии конфликта
Гипотетический российско-американский конфликт будет мало напоминать Вторую мировую войну или выкладки на тему ядерного апокалипсиса. Скорее, он будет похож на кабинетные войны XVIII века, когда стороны, обменявшись несколькими устрашающими жестами, возобновляли переговоры. Хотя такой сценарий не предполагает ядерной эскалации, до конца исключать ее нельзя: военные доктрины США и России с 1993 г. понижают ядерный порог, обосновывая допустимость и даже желательность применения ограниченного количества тактического ядерного оружия. Для обеих сторон важнее провозгласить себя победителем, решив свои проблемы.
Третья русско-японская война
Идеальным полигоном для столкновения выступает российско-японский территориальный спор. Для России Япония – сильный противник, обладающий как минимум равенством, если не превосходством, в надводном флоте на Тихоокеанском театре военных действий. Однако вмешательство российской авиации, особенно стратегического назначения, делает конечную победу Москвы несомненной. Победа в конфликте может выглядеть как исторический реванш России за поражение в русско-японской войне 1904–1905 гг. (кампанию 1945 г. таким реваншем считать нельзя, поскольку СССР одержал победу над Японией не один, а в союзе с США и Великобританией). Другим плюсом выступает наличие у Вашингтона и Токио союзного договора 1960 г.: война будет выглядеть как проявление слабости США (если они не вступят) или (если вступят) как победа в «напряженной борьбе» с американо-японской коалицией.
Для Соединенных Штатов конфликт может также сыграть позитивную роль. Вмешательство Вашингтона на финальной стадии может быть преподнесено как доказательство эффективности американской мощи и неспособности союзников решить проблемы без участия США, а также как остановка и даже отбрасывание «российской экспансии».
В самой Японии есть силы, которые могут быть заинтересованы в поражении своей страны. Американо-японский договор о взаимном сотрудничестве и гарантиях безопасности 1960 г. запрещает Японии иметь полноценные вооруженные силы и оставляет за США право проводить почти неконтролируемую военную политику на ее территории. В японском истеблишменте существуют две партии, выступающие за восстановление суверенитета страны в военной сфере. Первая считает возможным сделать это через переподписание американо-японского договора, вторая – через организацию региональных кризисов, в которых США не выполнят свои обязательства по союзному договору. За минувшие тридцать лет все попытки Токио переподписать договор 1960 г. закончились неудачей. Зато крах американского «зонтика безопасности» позволит Японии на законных основаниях воссоздать полноценные вооруженные силы и, возможно, свернуть американское присутствие на своей территории.
В пользу «японского сценария» говорит ряд тенденций последних пяти лет. В их числе – полная блокировка переговоров Москвы и Токио по территориальной проблеме, отказ сторон от компромиссных инициатив, нарастающая эскалация из-за таких шагов, как демонстративный визит президента Дмитрия Медведева на Южные Курилы или принятие японским парламентом закона об оккупированном статусе «северных территорий». Закупка российской стороной вертолетоносцев класса «Мистраль» показывает, где именно Москва видит главный морской театр военных действий. Конфликт может начаться с провозглашения Японией суверенитета над «северными территориями» и высадки на них нескольких тысяч мирных японцев. Ответным шагом Москвы, видимо, станет проведение ограниченной военной операции по «принуждению Токио к миру».
Арктическая война
Реалистическим сценарием выглядит столкновение в Арктике. Северный Ледовитый океан в настоящее время недоступен для нормальной жизнедеятельности и регулярной добычи полезных ископаемых. Тезис о рентабельности их добычи и самом их наличии никогда и никем не был доказан. Несмотря на это, арктические державы обмениваются жесткими и вызывающими шагами.
В 2002 г. Комиссия ООН по границам континентального шельфа отправила российскую заявку на доработку. В 2014 г. Москва должна подать доработанный вариант, доказывающий, что подводные хребты Ломоносова и Менделеева являются продолжением Сибирской континентальной платформы. Если Комиссия отвергнет доработанный вариант, Москва провозгласит суверенитет над советским арктическим сектором в одностороннем порядке. Реакцией других стран может стать силовое противодействие России по образцу столкновения СССР и США за остров Врангеля в 1924 г.
Теоретически возможны два варианта столкновения: конфликт России и Канады вокруг Северного полюса или конфликт России и Скандинавских стран из-за Баренцева моря и статуса Северного морского пути. Но со Скандинавскими странами Москва выстраивает терпеливый диалог, включающий серьезные уступки: от Мурманского договора с Норвегией (2010 г.) до попыток реанимировать Конференцию по Баренцеву региону (2013 г.). Иное дело – Канада. Диалог Москвы и Оттавы блокирован с 2002 г., и именно позиция этой страны подается в российских СМИ как наиболее антироссийская. Между Россией и Канадой сохраняется конфликт за статус Северного полюса.
Для России выдавливание небольших канадских групп из российского сектора (возможно, после напряженного воздушного боя) будет выглядеть как «выстраданная победа». Внушительным успехом станет вброс тезиса о «расколе НАТО», если Осло и Копенгаген окажутся в стороне от конфликта. США смогут преподнести вмешательство в конфликт как остановку экспансии российского режима. К тому же конфликт в Арктике может быть использован Вашингтоном в качестве предлога для начала реформы СБ ООН как организации, не справившейся со своими обязанностями.
Тихоокеанский конфликт
Эксперты часто строят сценарии российско-американского партнерства на Тихом океане. Но именно здесь Москва и Вашингтон имеют территориальные споры: граница по Берингову морю, статус Охотского моря (США не признают его внутренним морем России), неразделенность шельфовых зон Берингова пролива и неоднозначность границы в Чукотском море [11]. Кроме того, Соединенные Штаты не признают статус Северного морского пути как внутренней транспортной артерии России и до конца не отказываются от исторических претензий на архипелаг Де Лонга [12]. Дополнительным источником конфликта может послужить поддержка американцами сепаратистских тенденций на Дальнем Востоке.
Для США такой вариант развития событий станет попыткой подтолкнуть сценарий распада Российской Федерации. Даже если он не сработает, Вашингтон может использовать его для демонтажа институциональной основы Ялтинско-Потсдамского порядка. В России такой конфликт может быть подан едва ли не как «Третья отечественная война». Вопрос о неэффективности сырьевой экономики будет отодвинут на обочину, подобно тому, как война 1812 г. позволила на полвека заморозить дискуссии о неэффективности крепостного права и самодержавия.
Другие сценарии
Помимо этих сценариев возможны и другие варианты – прежде всего, столкновение России и США на территории СНГ. Наиболее реалистичным полигоном теоретически выступают:

• волнения в Белоруссии, вызванные возможным ее выходом из Союзного государства;
• эскалация конфликта вокруг Калининградской области за счет предъявления территориальных претензий на нее со стороны Польши или Германии либо появления в ней сепаратистках настроений, которые будут поддержаны ЕС;
• обострение проблемы статуса русскоязычного населения в Эстонии и Латвии по образцу конфликта вокруг «бронзового солдата» в мае 2007 г.;
• обострение проблемы сепаратизма на северо-западе России – перенос части столичных функций в Санкт-Петербург может совпасть со стремлением региональных элит выстроить особые отношения с ЕС.

Столкновение российских и американских вооруженных сил теоретически возможно в таких конфликтных точках СНГ, как Крым, Черное море, Закавказье. Однако подобный конфликт не позволит ни Москве, ни Вашингтону решить глубинные политические задачи. Для России победа в нем будет выглядеть слишком очевидной, а для США – поставит вопрос об эскалации из-за необходимости усилить военную помощь союзникам.
Между Москвой и Вашингтоном происходит накопление противоречий, которые создают потенциал для вооруженного конфликта. При этом ядерный фактор не служит гарантией мира. Разрушительная мощь ядерного оружия и инсинуации на тему «ядерной зимы» побуждают политические элиты относиться к нему осторожнее, чем к иному виду оружия. Но опыт Первой мировой войны доказал возможность ограниченного применения ОМП, опыт Второй мировой войны – возможность ведения военных действий без применения химического оружия. Перспектива ограниченного применения ядерного оружия в свете опыта Хиросимы, Нагасаки и Чернобыля не выглядит чем-то запредельным. Гораздо важнее – накопление политических и психологических причин для возможного столкновения.

Валерий Алексеев

***

1. В литературе популярны выкладки на тему российско-американского партнерства до середины 1940-х годов, которое якобы было свернуто под влиянием «сталинской экспансии». В качестве примера партнерства приводится эпизод времен Гражданской войны в США, когда в 1863 г. две российские эскадры зашли в американские порты для организации возможных военных действий против Великобритании. Но этим примером российско-американское партнерство ограничивается. Все остальное время с начала XIX века между Российской империей и США шло напряженное соперничество в Арктике и на Тихом океане, не говоря уже о регулярном осуждении Конгрессом российской политической системы. До 1933 г. Соединенные Штаты вообще не признавали Советский Союз. В годы Второй мировой войны Вашингтон также не заключил с СССР двусторонний союзный договор и не признал законность присоединения к нему Прибалтики. Подробнее о характере отношений России/СССР и США см.: Трофименко Г.А. США: политика, война, идеология. М.: Мысль, 1976.
2. Формально Вашингтонский договор был подписан 4 апреля 1949 г. Однако создание реальной институциональной основы НАТО произошло только после принятия в эту организацию ФРГ в 1955 г. Это событие послужило причиной для создания в том же году Организации Варшавского Договора.
3. Единственной «территорией», где могла произойти подобная эскалация, был «немецкий вопрос» из-за высокой конфликтности отношений между ГДР и ФРГ, а также ситуация вокруг Западного Берлина. Однако после второго Берлинского кризиса 1961 г. Москва и Вашингтон предприняли экстренные шаги по его нормализации.
4. Подробный анализ структуры ядерных потенциалов третьих ядерных держав см.: Ядерное сдерживание и нераспространение / Под ред. А. Арбатова, В. Дворкина. М.: Московский центр Карнеги, 2005.
5. Главный противник: Документы американской внешней политики и стратегии 1945–1950 годов / Пер. с англ.; сост. и авт. вступ. ст. И.М. Ильинский. М.: Издательство Московского гуманитарного университета, 2006. С. 175–210.
6. Goldgeier J.M., McFaul M. Power and Purpose: U.S. Policy Toward Russia After the Cold War. Washington, D.C.: Brookings Institution Press, 2003.
7. На официальном уровне Соединенные Штаты пока не заявляли о поддержке российского сепаратизма. Исключение составляют появившиеся в октябре 2008 г. сообщения о готовности «штаба Маккейна» признать независимость ряда российских регионов, включая республики Северного Кавказа и республику Коми (http://www.thenation.com/article/mccains-kremlin-ties#axzz2f6BAG3CR).
8. Wood A. The Revolution and Civil War in Siberia // Acton E., Cherniaev V.I., Rosenberg W.G. (eds.) Critical Companion to the Russian Revolution, 1914–1921. Bloomington, IN: Indiana University Press, 1997.
9. Афанасьев М.Н. Правящие элиты и государственность посттоталитарной России. М., 1996.
10. В связи с этим можно по-иному взглянуть на популярные в России с осени 2009 г. лозунги модернизации и отказа от сырьевой экономики. Отказ от сырьевой экономики предполагает некоторую форму мобилизации. Между тем в современной России уже возник своего рода антимобилизационный уклад жизни: значительная прослойка городских жителей совмещает работу и пребывание дома и не имеет нормированного рабочего дня. В связи с этим возникает вопрос: каким образом будет совершен поворот этих слоев населения к мобилизационным проектам?
11. Согласно двустороннему Договору 18 (30) марта 1867 г. новая российско-американская граница прошла по центру Берингова пролива, отделяя на равном расстоянии о. Крузенштерна (Игналук) от о. Ратманова (Нунарбук). Далее граница направлялась «по прямой линии безгранично к северу, доколе она совсем не теряется в Ледовитом океане» («in its prolongation as far as the Frozen ocean»).
12. Американские экспедиции Адольфа Грили (1879 г.) и Джорджа Де Лонга (1879–1881 гг.) открыли к северу от Новосибирских островов острова Генриетты, Жаннетты и Беннетта (они вошли в архипелаг Де Лонга).

Леонид Ивашов: Мир В ХХI Веке

 
Геополитическая картина мира ХХ1 столетия
Первое десятилетие 21 века можно считать десятилетием нереализованных надежд. Провалились грандиозные планы и устремления великих держав и региональных образований. Не сбылись планы США в деле построения однополярного мира, у ЕС улетучились надежды на то, что «мягкая» Америка в лице Барака Обамы даст Европе возможность освободиться от американской опеки и выйти на первые роли в мировой политике. У Китая больше нет ни желания, ни даже возможностей соблюдать призыв Дэн Сяопина: «скрывать наш потенциал» и «выжидать удобного случая». Похоже, этот «случай» наступил.
Если в конце 20 века у Вашингтона были какие-то иллюзии о единоличном глобальном управлении, то сегодня США, как государство самого высокого ранга теряет контроль над мировыми процессами, а его элита с тревогой говорит о способах выживания американского общества. Интересно в такой ситуации проследить за эволюцией взглядов геополитического планировщика З. Бжезинского. Это он расписывал в «Великой шахматной доске» и других работах и выступлениях «прелести и неизбежность миропорядка под эгидой США. По сути дела, Бжезинский осуществлял геополитическое планирование мира под интересы Америки, точнее американской элиты. Вспомним его пассажи в отношении России типа: будущий миропорядок будет построен на обломках России, за счет России и против России. Особое внимание г-н Бжезинский уделял Евразии, поскольку является апологетом тезиса Х. Маккидера, о том, что мировое господство возможно только в случае господства в Евразии, а последнее невозможно без господства над Россией. «Америка заинтересована сохранить и укрепить существующий плюрализм на карте Евразии»; … обеспечить «предотвращение появления враждебной коалиции, тем более – государства, способного бросить вызов… В среднесрочной перспективе упомянутое должно уступить место появлению все более важных и в стратегическом плане совместимых партнеров, которые под руководством Америки, могли бы помочь в создании трансевразийской системы безопасности» (Бжезинский Зб. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. М., Международные отношения, 2002. с. 235). О какой враждебной США коалиции и какой державе,, способной бросить вызов идет речь, полагаю читателю понятно: Россия и Китай в первую очередь.
Но вот что глаголет тот же Бжезинский 14 октября 2011 г. в Нормандии на вручении ему премии А. Токвиля : «Нынешние Соединенные Штаты и весь Западный мир, совсем не те, что были раньше …Западный мир в настоящее время находится в упадке из-за отсутствия воли к единству». («Военное обозрение», http://topwar.ru). Ну, насчет воли к единству, как главной причины упадка Запада можно поспорить, а вот упадок США и Запада – это свершившийся факт. Но устами Бжезинского говорит проектная геополитика Запада – не констатация упадка, но обновленный геополитический проект американской и европейской элит, прежде всего финансовых. И суть этого проекта прежняя – подчинение всего человечества, через создание мирового правительства и расширения Атлантического союза за счет России, Украины и Турции. Бжезинский в своих последних высказываниях выдает великую геополитическую тайну: спасение Запада (как это было не раз в истории) невозможно без участия России. И вторая тайна Збигнева: мир стремится к биполярности по оси Запад – Восток (характерна его фраза: мощь Востока постоянно растет на фоне упадка Запада). И Россия нужна Западу для противостояния Востоку. Но и Запад это уже не единое целое, это две разные цивилизационные сущности, находящиеся в состоянии геополитического противоборства.
Главный субъект
И в этом противоборстве национальных элит на авансцену выходит глобальный финансовый олигархат с целью создания единого мирового пространства с мировым правительством под властью денег. Национальные государства медленно, но устойчиво теряют контроль над своим пространством. Международными акторами становятся мировая финансовая олигархия, опирающиеся на закрытые клубы сверхбогатых людей и ТНК, в руках которых находится реальная власть, а также цивилизации Востока и Запада. Но, похоже, транснациональное сообщество является ведущим субъектом мировых процессов: с помощью денег и сетевого управления оно диктует свою волю суверенным государствам. Управляющие глобальными процессами, разнесенные по миру финансовые структуры имеют несколько уровней. Высший уровень – мировой финансовый центр (МФЦ) – (сегодня таковых 16, в ближайшие годы их будет 22). Средний уровень – транснациональные банки (ТНБ) - (более 1000). И последний уровень – сопряженные с транснациональными центрами национальные банки.
Важнейший вопрос в становлении геополитической структуры будущего мира –поведение глобальной финансовой олигархии (фининтерна), более двух столетий мощно влияющей на формирование мировых исторических процессов. Сегодня под ее контролем находятся: значительная часть (более 70 процентов) денежных ресурсов мира, драгоценных металлов, углеводородного сырья. До 80 проц. ведущих мировых СМИ также контролируются крупнейшими финансовыми структурами и ТНК.
Глобальная сеть контролирует США, Великобританию, Россию, ЕС, через мировые банки подбираются к финансовой системе КНР с целью установления контроля над ее экономикой; она же имеет систему глобальных органов управления экономическими и политическими процессами ( давосский форум, « восьмерка », «двадцатка», Бильдербергский клуб, Мировой банк , МВФ и др.), теневые вооруженные и специальные силы (частные военные корпорации, террористические формирования), глобальную наркомафию с годовым оборотом около 1 трлн. долларов. В ее распоряжении фактически находятся НАТО, ОБСЕ, ПАСЕ и пр. структуры. Финансовый олигархат настойчиво реализует стратегию монополярного (рассеянного) миропорядка, основанного на всесильной власти денег. Базовой основой фининтерна по-прежнему остается Финансовая резервная система США, финансовые группы Ротшильдов, Рокфеллеров, Ватикана.
Как поведет себя этот субъект глобального управления в процессе кардинального переустройства мира, сказать сложно. Ясно одно: без боя он свои позиции не сдаст. Контуры его стратегии прочитываются – мировое правительство, перемещение финансовой инфраструктуры в восточную Азию, создание планетарной дуги нестабильности, установление финансовой диктатуры. То есть, утверждение глобального финансового фашизма.
Объектами управления становятся элиты и правительства государств, через финансовый контроль над ними происходит колонизация государства (финансовая колонизация). В колониальных государствах роль национальной элиты заключается в выполнении воли глобальной элиты и претворения в жизнь целей и задач, поставленных перед ними. Быть «национальной элитой» сегодня – значит, не связывать себя с туземным народом, а быть частью мирового истеблишмента. Ответственность перед глобальной элитой значительно превышает ответственность перед собственным народом. Это означает, что вся их риторика о демократии, честных выборах, о политическом суверенитете страны — приманка для простаков.
Это означает отрицание демократии как таковой, потому что мировую элиту никто не избирал. Она кооптируется той или иной частью национальной элиты любой страны. И тогда эта «элита» отчитывается не перед народом данной страны, а перед своими братьями по ложе, перед глобальной олигархией. Они не имеют ничего общего с народом той страны, где они обитают, их работа имеет свою логику и мораль. «Национальная элита» должна отказываться от предпринимательской и всякой другой производительной деятельности на благо собственного государства, и должна обеспечивать свободный доступ глобальной ростовщической элите к национальным богатствам страны обитания. Выполнение воли мировых финансовых центров обеспечит место в глобальных финансовых структурах представителям «национальных олигархических элит». А глобальной элите обеспечит гарантированную прибыль и тотальный контроль над суверенитетом государств. Для достижения мирового господства мировые финансовые центры перед собой ставят следующие задачи и этапы. первый этап. – создание на планете системного кризиса и нестабильности. Второй — организация голода и природных бедствий. Третий — формирование общественного мнения в пользу глобального антикризисного управления и образования мирового правительства.
Для расширения и углубления влияния мировых финансовых центров необходимо формирование в глазах мирового сообщества образа врага. В прошлом таковым был СССР, сегодня- это исламский терроризм, Ливия, Сирия, Иран, а в ближайшей перспективе вполне может стать Китай. Для этого необходимо будет вокруг Поднебесной создать агрессивно настроенную антикитайскую дугу.
Цивилизационные центры мировой силы и их стратегии
Мировые этно-культурные цивилизации (регионально – цивилизационные объединения) Востока и Запада пока играют вторичную роль в формировании планетарных процессов. Вместе с тем, идет активное формирование геополитических центров силы на культурно-цивилизационной основе. Центрами первой величины являются Северная Америка, Европа, Китай. Между ними идет острая конкуренция не только за лидерство, но и за выживание. При этом, Северная Америка и в меньшей степени Европа служат «телом» мировой финансовой олигархии, но и они на уровне государств ведут «тихую» войну за независимость от финансовой олигархии и ТНК (акции «захвати Уолл-Стрит», поколение «Игрек» и др.) Индия, как мировая цивилизация, динамично набирает мощь, но это пока второй эшелон, как и Япония, Россия, Бразилия. Исламский мир разрознен и отстает в развитии, ищет свой цивилизационный путь. Латинская Америка лишь приступила к цивилизационному строительству. Африка, с уничтожением М. Каддафи, еще долго не обретет своей самобытности и самостоятельности в развитии.
Такая конфигурация мировых сил, разнонаправленность их действий создают систему трудно разрешимых противоречий для всего человечества.
Первый вице-президент Академии геополитических проблем, доктор военных наук К.В. Сивков в своей статье «Оценка вероятности мировой войны» выделяет 7 основных противоречий и диспропорций, которые породили глобальный системный кризис XXI столетия:

• - противоречие между ростом производства-потребления и имеющимися ресурсами, необходимыми для развития, возможностями экосистемы Земли;
• - диспропорции в распределении промышленных мощностей и сырья, породивших конфликт интересов между промышленно развитыми странами и странами-поставщиками сырья;
• - противоречие между «бедными» развивающимися странами и «богатыми» промышленно развитыми;
• - противоречие между нациями, национальными элитами и транснациональной элитой;
• - противоречие между .объемом мирового «финансового пузыря» и
• масштабом реального сектора мировой экономики;
• - противоречие между огромной мировой финансовой властью транснациональной финансовой элиты и отсутствием ее политической субъектности;
• - противоречие между бездуховностью «свободного рынка», порождающей власть денег, и духовными основами существования различных цивилизаций, формирующих цивилизационные различия, порождающих власть идей (в той или иной степени). (Сивков К.В. Оценка вероятности мировой войны // Управление мегаполисом. – М., 2009. №2).

Как пытается «разрешить» эти противоречия Запад (олигархия + «национальные» элиты ?
Первое: передача под т.н. международный контроль важнейших природных ресурсов и стратегических коммуникаций. В случае сопротивления со стороны суверенных государств, на их территориях запускаются «цветные» революции, организуются «демократические» перевороты, кризисы и пр.. Но, если мирный вариант не срабатывает, то тогда запускается силовой метод решение проблемы, ( Югославия, Ирак, Ливия) .
Второе: официальное оформление управляющих глобальных структур. Кто, например, создавал «восьмерку», «двадцатку», Давосский форум? Кто уполномочивал США вводить межидународные санкции, осуществлять международное «правосудие»? Однако, решения этих и подобных «органов» фактически являются обязательными для мирового сообщества государств.
Реализуются и другие варианты, как, например, придание глобальных функций НАТО.
В Стратегической концепции Организации Североатлантического договора, принятой главами государств и правительств в Лиссабоне (ноябрь 2010 г.) , НАТО присваивается право: «развёртывания надёжных вооруженных сил там и тогда, где это необходимо для нашей безопасности, и содействия общей безопасности во взаимодействии с нашими партнёрами во всем мире. Пока мир меняется, ключевая задача НАТО останется прежней: обеспечить, чтобы альянс оставался не имеющим себе равных сообществом свободы, мира, безопасности и общих ценностей».
Но если отбросить пустые слова, то НАТО заявляет право военной силой контролировать весь мир. Опираясь на общепринятые постулаты о защите прав человека, борьбе с терроризмом, ядерным распространением, наркотиками и так далее, но на самом деле после принятия такой концепции в лице НАТО легитимизирован силовой инструмент для поддержания власти денег, власти транснационального олигархата. . Но их власть будет сильна, пока будет силен доллар. Пока большинство стран мира готовы держать свои денежные ресурсы в долларах и рассчитываться друг с другом американской валютой, США и финансовая олигархия будут жиреть и властвовать. Сокращение «территории доллара» неизбежно приведет к его ослаблению и уменьшению влияния его производителей на мировые процессы. Изменение философии жизни человечества ( больше духовности, нравственности, интеллекта – меньше потребления ), бережное отношение к природе ( гармония с природой ) приведут к краху власти денег.
Главными объектами геополитического противоборства становятся: ключевые (стратегически важные) районы мира, стратегические коммуникации, глобальные ресурсы. Обладание этими объектами во многом будет определять геополитический статус цивилизаций и групп государств, динамику их развития, степень внешней и внутренней безопасности, уровень суверенности.
Главной сферой геополитической борьбы в ХХ1 столетии становится культурно – цивилизационная среда и духовная сфера. Уничтожения или поглощение мировых цивилизаций, изменение их сущности, одна из главных задач Запада и финансовых элит. Для подконтрольного мирового пространства необходима универсальная мировая религия и таковая формируется в лице иудео – христианства.
Динамика цивилизационных процессов позволяет делать некоторые прогнозы и выводы. Так, неспособность государств противостоять глобальным мафиозным структурам, рождает в качестве ответа выход на мировую арену более крупных социально – политических игроков – цивилизаций и цивилизационных союзов. И в этой ситуации у России появляется исторический шанс внести свою мессианскую лепту в строительство нового справедливого миропорядка.
Геополитический проект России
Наиболее динамично развиваются и обретают ведущие позиции в мировых процессах восточные цивилизации, прежде всего, Китай и Индия. Но могут ли они предложить человечеству цельный мировой проект? Вряд ли, поскольку сами конкурируют друг с другом за ресурсы, за территории влияния. С таким проектом может и должна выступить Россия с уверенностью, что ее поддержат подавляющее большинство народов мира. Потому, что это будет проект ожидаемый человечеством: мессианский по сущности, глобальный по масштабности, направленный на выживание и развитие всех народов мира — по содержанию. Проект геополитического интеллекта и разума человечества. Именно разума, а не животного прагматизма. Действительный член Академии геополитических проблем И.Н. Острецов пишет: «Интеллект, наделенный свойствами разума, способен создать построения, вероятность возникновения которых в рамках чисто стохастического процесса практически равна нулю…Только разум, раз возникнув, не может погибнуть в силу того, что он способен совершенствовать формы своего существования… Таким образом, абсолютно необходимым условием развития, является увеличение интеллектуальной части человечества ». (Острецов И. Введение в философию ненасильственного развития. М., 2009, с. 57, 61). Для самой России – это будет проект восстановления цивилизационной сущности и преображения, основанный не на голом прагматизме, а на разумных началах и геополитическом потенциале Отечества. В противном случае мы, Россия, станем третьеразрядной азиатской страной (по Бжезинскому), или вообще уйдем из исторического процесса.
Для разработки и продвижения российского проекта, прежде всего, необходимо сконцентрировать научный потенциал страны и освоить метод геополитического анализа, геополитического прогноза, геополитического планирования мира. Такую методологию освоили много лет назад англосаксы, Сталин, ротшильды и Ватикан. Сегодня этой методологией обладает и Академия геополитических проблем (Россия) в содружестве с другими общественно-научными организациями. В основу проекта предлагается положить геополитическую доктрину России, в которой:

• - дать объективный анализ мировых процессов, доказать неосуществимость и катастрофичность для человечества, как западного, так и мондиалистского (транснационального) проектов;
• - выявить позитивный потенциал человеческой цивилизации, способный при его разумной реализации сохранить все народы мира, дать импульс их всестороннему развитию;
• - отразить желаемые для России (и для всего человечества) тип, цивилизационого устройства, геополитическую конфигурацию мира и систему принципов поведения мирового сообщества;
• - заявить о претензии России на роль Евразийского геополитического центра и о геополитических союзниках России, не называя конкретные страны и цивилизации, а ограничившись лишь принципами определения союзных сил и идейно-религиозных систем;
• - предложить мировому сообществу собственное видение содержания и смысла человеческого бытия, роль и функции экономики и финансов, как средства развития культуры, науки, образования, социальных коммуникаций, а не средства наживы и сверхобогащения;
• - предложить миру систему международной безопасности, основанную на принципах межцивилизационного баланса сил, заложенных в обновленный Устава ООН, поощряющий развитие систем коллективной безопасности, исключение военных действий, как средства разрешения споров и конфликтов.

Предлагая человечеству геополитический проект, Россия обязана изменить и свою сущностную стратегию, опять же на основе интеллекта и разума. В частности:

• - разработать собственную геополитическую теорию ХХ1 века (российские специалисты готовы ее разработать), где главными субъектами мировых процессов будут не отдельные государства, а цивилизации;
• - инициировать формирование межцивилизационной общины в составе цивилизаций, несогласных с миропорядком «золотого миллиарда» (Россия, страны СНГ, Китай, исламский мир, Латинская Америка, ряд стран Западной Европы и Африки).
• - способствовать развитию таких международных организаций как ШОС, БРИКС, АСЕАН, налаживанию взаимодействия с ОИК, ЛАГ, Латинской Америкой;
• -приступить к формирование новой международной финансовой системы (на первом этапе закрытой для доллара) на основе юаня, рубля, динара, акю.
• - продвигать создание комплексной системы коллективной безопасности в формате взаимодействия ШОС, БРИКС, ОДКБ, АСЕАН.
• - ускорить оформление членства в ШОС Индии, Ирана, Монголии, приглашение в качестве кандидатов Вьетнама, Афганистана, Пакистана; и других стран;
• - разработать и внедрять проект четвертого геополитического пространства в составе: Россия (СНГ), Индия, Иран, Афганистан, возможно Япония и другие страны;
• - предложить модернизацию ООН и её Совета Безопасности, переводу их деятельности на цивилизационный принцип. (СБ ООН, постоянные представители от России (СНГ), Китая, Индии, стран ислама, Латинской Америки, Африки, Японии, Европы, Северной Америки).
• - активизировать объединение усилий в рамках СНГ (евразийский союз) ШОС, БРИКС, по отработке прорывных инновационных технологий особенно в ядерной, нано-молекулярных и иных областях, по разработке новых систем безопасности.

Процесс мироперестроения могут и должны организовать Россия, Индия и Китай. Три континентальные, самодостаточные державы, три цивилизации со своими духовными ценностями не испытывающие к друг друга антагонизма, вполне способны совместными усилиями начертать контуры нового мироустройства без гегемонии англо-американской военщины и глобального ростовщического, паразитирующего олигархата. Сегодня нет цивилизации, которая не испытывала бы, явно или тайно, ненависть к Западу. И Россия обязана возглавить этот процесс. Такова ее историческая и геополитическая судьба.
Академия геополитических проблем

Обилие нефти в США ведет к пересмотру их роли на Ближнем Востоке («Reuters», Великобритания)

 

 
Через 40 лет после того, как эмбарго арабских стран на поставки нефти потрясло американскую экономику, стремительный рост добычи в США позволил стране приблизиться к долгожданной энергетической независимости и пересмотреть свои цели и роль на Ближнем Востоке.
17 октября 1973 года ОПЕК объявила эмбарго на продажу нефти США и любой другой стране, поддерживающей Израиль в "войне Судного дня". Такое использование нефти в качестве дипломатического оружия вызвало у США желание дистанцироваться от Ближнего Востока и его проблем.
Но это вряд ли произойдет в ближайшее время, считают бывшие и нынешние американские политики. У Вашингтона слишком много интересов в регионе: от поддержки союзников, например Израиля, до борьбы с исламскими боевиками. Однако США теперь меньше зависят от ближневосточной нефти и, по словам бывших и нынешних политиков, вряд ли в будущем захотят усиливать военное присутствие в регионе.
Кроме этого, стране придется искать пути сотрудничества на Ближнем Востоке с голодным до нефти Китаем, а отношения с Саудовской Аравией, длительное время основанные на поставках нефти, ухудшились из-за разногласий по поводу Ирана, Сирии и Египта и могут стать еще более напряженными.
В течение многих десятилетий после объявленного ОПЕК эмбарго, на Ближнем Востоке или в отношении ближневосточных кризисов было невозможно планировать что-либо без учета аспектов нефтяного рынка, сказал Генри Киссинджер, занимавший пост госсекретаря США во время нефтяного кризиса 1973 года.
"Но сейчас ситуация резко меняется в связи с, нельзя сказать самодостаточностью, но сокращением разницы между спросом и предложением в Северной Америке, что имеет огромные стратегические последствия", - сказал Киссинджер на конференции, организованной группой "Обеспечим Америке энергетическое будущее".
За счет роста добычи нефти и газа с использованием технологии гидроразрыва пласта, или фрекинга, США с каждым месяцем все меньше зависят от поставок энергоносителей с Ближнего Востока. По мнению нескольких аналитиков, страна может начать полностью обеспечивать себя энергоносителями к 2020 году, и уже началось обсуждение возможности снятия фактического запрета на экспорт нефти.
Усиление роли США как энергетической державы сопровождается изменениями во внешней политике. В прошлом году, например, США и их европейские союзники объявили частичный бойкот иранской нефти, чтобы заставить Иран вернуться к обсуждению его ядерной программы. Санкции против Ирана вызвали сокращение поставок нефти на мировой рынок примерно на 1 миллион баррелей в сутки, однако это не привело к росту цен вопреки многочисленным предсказаниям.
Рост добычи нефти в США и других странах "очень помогли нам в переговорах" с потенциальными партнерами, признался высокопоставленный чиновник Госдепартамента.
ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ СВЕРХДЕРЖАВА
Не желая вновь вступать в войну после многолетних дорогостоящих конфликтов в Ираке и Афганистане, США с осторожностью вмешиваются в новые конфликты, например в Сирии или богатой нефтью Ливии во время гражданской войны 2011 года.
Производство нефти в США помогло сдержать рост цен, вызванный перебоями в поставках из Ливии, и снизить давление на США с требованием вмешаться в конфликт, говорят чиновники и аналитики. По словам адмирала в отставке Денниса Блейра, бывшего директора Национальной разведки, рост добычи в США позволяет стране перебросить часть военного контингента с Ближнего Востока "за горизонт", где эти силы можно будет применить в кризисной ситуации.
Не вдаваясь в подробности, Блейр сказал, что это станет возвращением к традиционной оборонной доктрине США, существовавшей до расширения военного присутствия в регионе, начавшегося с крупной операции по сопровождению нефтяных танкеров в Персидском заливе в 1980-е годы и продолжившегося в ходе двух войн с Ираком.
Американские политики все чаще подчеркивают как публично, так и в частных беседах, что США не планируют уход с Ближнего Востока или переход к изоляционизму.
"Сокращение импорта энергоносителей не означает, что США могут или должны отделить себя от Ближнего Востока или остального мира", - сказал в апреле бывший тогда советником Белого дома по национальной безопасности Том Донилон.
"У нас есть ряд постоянных интересов национальной безопасности в регионе", - сказал Донилон, приведя в качестве примера безопасность Израиля, борьбу с терроризмом и "исторически стабилизирующую роль в защите союзников и партнеров в регионе".
США - единственная страна, которой удалось усадить Израиль и Палестину за стол переговоров; кроме того, США предоставляют гарантии безопасности Саудовской Аравии и другим странам Персидского залива. При этом Америка продолжает испытывать влияние мирового рынка нефти и мировых цен, так как Саудовская Аравия остается важнейшим производителем, имеющим потенциал повышения добычи в случае неожиданных проблем снабжения.
В февральском докладе Citigroup говорится, что странам Персидского залива по-прежнему будут нужны американские гарантии безопасности, особенно после революций в ходе "арабской весны". Банк предупредил о возможности новых осложнений между США и недемократическими правительствами Ближнего Востока и других регионов в связи с изменением баланса на энергетическом рынке.
К концу десятилетия Соединенные Штаты "могут освободиться от оков, заключающихся в принесении в жертву политики, основанной на общечеловеческих ценностях и направленной на защиту прав человека и создание демократических институтов, из-за необходимости сотрудничества с богатыми ресурсами деспотичными режимами", говорится в докладе Citigroup.
Вашингтон и Эр-Рияд, будучи союзниками на протяжении десятилетий, отмечают расхождение интересов по таким ключевым вопросам как способы поддержки повстанцев в Сирии, активизация дипломатических усилий США в отношении Ирана и военный переворот в Египте.
НЕУДОБНЫЙ ДУЭТ С КИТАЕМ
В ближайшие годы США, вероятно, придется вступить в неудобный, или даже напряженный, геополитический союз с Китаем на Ближнем Востоке, который станет проверкой готовности Америки разделять ответственность и влияние.
Китай наращивает импорт нефти и, по мнению аналитической фирмы Wood Mackenzie, станет вместо США крупнейшим в мире импортером топлива в 2017 году. В конце концов США, возможно, придется обеспечивать безопасность поставок энергоносителей в Китай путем патрулирования Ормузского пролива. Дело в том, что Вашингтон заинтересован в удовлетворении энергетических потребностей Китая, но не хочет терять статус наиболее влиятельного иностранного государства на Ближнем Востоке, считают аналитики энергетического рынка.
У американских политиков, похоже, смешанные чувства по этому поводу, и они надеются, что Китай разделит с США бремя поддержания безопасности.
"Мы не хотим, чтобы Китай за нас патрулировал морские пути", - сказал Майкл Ливай, директор Программы по энергетической безопасности и изменению климата Совета по международным отношениям.
Возникают и другие вопросы: потребует ли Вашингтон от Пекина уступок в обмен на помощь? Сменит ли Китай США в качестве основного гаранта статус-кво на Ближнем Востоке?
"Здесь есть набор меняющихся геополитических уравнений, которые становятся очень интересными, - сказал чиновник Госдепартамента на условиях анонимности. - Всякий раз, когда я приезжаю в Китай, мне чаще всего задают следующий вопрос: "Собираются ли США и дальше стараться поддержать мир и стабильность на Ближнем Востоке и транспортных путях?"

Страна свободных: 5 сепаратистских планов, вынашивающихся в Америке

По всей Америке группы сепаратистов стремятся к созданию более идеальных союзов, как некогда это сделали Отцы основатели. По их словам, всё что нужно стране – ещё несколько штатов.
В четырёх районах США –  северная Калифорния, северный Колорадо, западный Мэриленд, и северный Мичиган – американцы давят на представителей власти, желая отделиться от своего штата. По словам местных жителей, они сыты по горло законодательными органами их штатов, которые не представляют их потребности и ценности. Тем временем Техас по-прежнему хочет образовать отдельную страну.
Профессор политологии Университета Мэриленда Дэвид Кэрол объясняет: «Это признаки поляризации. Такие темы всплывают на территориях, находящихся вдали от остального штата».
Также Кэрол добавляет, что поскольку большое количество обсуждений данной темы возникает в Интернете, сепаратисты могут думать, что их движения больше, чем они есть на самом деле…в реальной жизни. По словам Кэрола, «люди способны найти родственные души, даже если ищут их в маленьком обществе».
Является ли сепаратизм законным в США – до сих пор обсуждается, и зависит это от способа интерпретации Конституции.
Последним районом, который отделился и стал самостоятельным штатом, была западная Вирджиния, в 1863 году покинувшая Вирджинию, чтобы примкнуть к Союзу в ходе американской гражданской войны. Учёные сомневаются что современные сепаратисты достигнут такого же успеха. По мнению профессора политологии из Университета Мичигана Роберта Мики, «очевидно, что они не достигнут поставленных целей».
Однако они точно пытаются это сделать.
1. Орегон и калифорнийский штат Джефферсон

Последние обсуждения сепаратистов касаются выхода из состава округа Сискию, что в северной Калифорнии, параллельно с границей Орегона. Организующий орган Сискию призывает близлежащие округи, такие как округ Техама, присоединиться к ним и образовать новый штат под названием Джефферсон: «предложенный штат, который будет охватывать смежную и, по большей части, сельскую местность южного Орегона и северной Калифорнии». В начале сентября, округ проголосовал за право отделиться на законодательном собрании штата и в Конгрессе США.
В августе, на городском собрании жители Сискию заявили, что правительство не уделяет нуждам округа достаточно внимания. Как выразился фермер и радиоведущий Марк Бейрд, который является организатором движения, «нам нужно правительство, которое было бы местным, понимало бы наши проблемы и сопереживало бы нам».
На сайте Фейсбук более двух тысяч человек выказывают свою поддержку идее об образовании нового штата, однако большинство обсуждений заканчиваются там же – на сайте.
2. Северный Колорадо

Восемь округов северо-восточной части штата Колорадо (Вельд, Логан, Седжвиг, Филлипс, Вашингтон, Кит Карсон, Юма и Шайен) хотят образовать единый отдельный штат: Северный Колорадо. Голосование по данной инициативе пройдёт в ноябре. В случае удачного исхода голосования округи попросят законодательное собрание штата отправиться в Конгресс США в поддержку законопроекта.
Большинство из вышеперечисленных округов представляют собой зависимые от нефтегазовой промышленности сельские населённые пункты, и местные жители жалуются, что устали от толчков штата к возобновляемым источникам энергии, которые ставят под угрозу их экономику. Организация под названием 51st Star Coalition является главным претендентом на роль главы нового штата, если таковой когда-либо будет существовать.
3. Новый Западный Мэриленд
Новое сепаратистское движение набирает обороты и в нескольких округах на западе Мэриленда. Гаррет, Аллегани, Вашингтон, Фредерик и Кэрролл планируют отказаться от статуса части свободного штата в пользу своего собственного, который они соответственно называют Западным Мэрилендом.
Совместно, вышеперечисленные округи создали организационную группу под названием Инициатива Западного Мэриленда. По словам лидеров, они больше не в состоянии терпеть законодательные органы штата. Как объясняет активист Скотт Стржельчик, глава движения, «предвыборные махинации и недостаток правительства, которое бы представляло интересы народа – вот наши первоочередные заботы. Речь идёт о праве на самоопределение и самоконтроль[…]».
Данную инициативу на Фейсбук поддерживает более 4500 пользователей.
4. Мичиганский Свободный штат превосходства
Организаторы из северного Мичигана и северного Висконсина объединяются в поддержку нового штата, который они называют Штатом превосходства. Как в ходе митинга объяснил член организации Northern Michigan Liberty Alliance –  «группы свободно-настроенных граждан», злых на федеральное правительство, «правительство Мичигана вышло из-под контроля, особенно под управлением новых законодателей».
Идеи о превосходном штате группа, конечно же, обсуждает на странице в Фейсбук.
5. Техас
Ах, Техас. Штат «Одинокой звезды» просто желает жить в соответствии со своим названием. Если представитель Железнодорожной комиссии Техаса Барри Смитерман поддержит эту идею, вскоре весь штат отделится от США и образует собственную страну.
По словам Смитермана, претворить эти планы в жизнь будет не сложно. В интервью одному из новостных ресурсов Америки Смитерман сказал следующее: «Наше расположение уникально, так как мы обладаем энергоресурсами, органическим топливом, и нашей личной независимой электросетью. В общем говоря, мы добились большого прогресса в процессе превращения в независимое государство, «островное государство», если угодно, и я думаю что мы намерены продолжать этот путь, так что если остальная часть страны распадётся на куски, Техас сможет действовать в качестве самостоятельного субъекта».
А вот что на тему образования новых штатов думает житель страны, граничащей с Америкой на севере, где попытки отсоединения пришли и тут же улетучились, как порыв арктического ветра.
По-моему, идея об образовании нового штата посредством отсоединения от уже существующего – это совсем другое, по сравнению с выходом штата из состава США. Отделение с целью образования нового штата – это разбивание на разные части уже существующей страны. Это действие не является предательским или незаконным. С другой стороны, по определению, самостоятельное отделение Техаса от США – это обречённая идея. Это незаконно и, в лучшем случае, должно быть основано на взаимном согласии Техаса и остальной части страны.
Обратитесь к ситуациям с провинцией Квебек и Канадой и увидите что там случилось. В канадском контексте ситуация разрешилась договором о том, что провинция, если она желает создать отдельное государство, должна будет обсудить условия отделения с остальной частью Канады.
Однако отделение не могло произойти до референдума, и должным образом сформулированный вопрос о желании населения отделиться снискал поддержку большинства жителей провинции.
Квебек прошёл через два референдума и до сих пор верит в удачу на очередном. Однако, подобно Техасу, желание Квебека стать самостоятельным слабеет с течением времени.
А ведь ни один из референдумов не принёс Квебеку успеха. Должен добавить, что даже с учётом несвязности и необъективности формулировки, написанной правительством провинциальных сепаратистов с целью заставить людей проголосовать за форму отделения, которая фактически сохраняла преимущества провинции!
Я считаю, что эти отщепенческие движения произрастают из активной политики разделения, которая продвигается (да, продвигается!) американскими лидерами. Эти призывы мы слышим от правых, Республиканцев и радио ведущих, которые всё сильнее продвигают разделяющую политику и связывают её с раскольническими, противоречивыми проблемами, такими как оружие, религия, и расизм.
Америка должна вернуть свою политику на объединяющее, адекватное и привычное место. Когда люди говорят «Да, я –  американец, и я горжусь этим». У меня есть определённые взгляды, и существует множество трудностей, с которыми я могу столкнуться при общении с моими соседями. И я не против этого, поскольку связывающие нас узы сильнее разделяющих нас проблем. 
vocativ.com

Chomsky: 9/11 - was there an alternative?

Suppression of one's own crimes is virtually ubiquitous among powerful states, at least those that are not defeated. 

On another 9/11 - September 11, 1973 - the CIA launched a coup that overthrew democratically-elected Chilean president Salvador Allende and replaced him with a military dictatorship [GALLO/GETTY] We are approaching the 10th anniversary of the horrendous atrocities of September 11, 2001, which, it is commonly held, changed the world. On May 1, the presumed mastermind of the crime, Osama bin Laden, was assassinated in Pakistan by a team of elite US commandos, Navy SEALs, after he was captured, unarmed and undefended, in Operation Geronimo. A number of analysts have observed that although bin Laden was finally killed, he won some major successes in his war against the US. "He repeatedly asserted that the only way to drive the US from the Muslim world and defeat its satraps was by drawing Americans into a series of small but expensive wars that would ultimately bankrupt them," Eric Margolis writes. "'Bleeding the US,' in his words. The United States, first under George W Bush and then Barack Obama, rushed right into bin Laden’s trap  ... Grotesquely overblown military outlays and debt addiction ... may be the most pernicious legacy of the man who thought he could defeat the United States” - particularly when the debt is being cynically exploited by the far right, with the collusion of the Democrat establishment, to undermine what remains of social programs, public education, unions, and, in general, remaining barriers to corporate tyranny. That Washington was bent on fulfilling bin Laden’s fervent wishes was evident at once. As discussed in my book 9-11, written shortly after those attacks occurred, anyone with knowledge of the region could recognise “that a massive assault on a Muslim population would be the answer to the prayers of bin Laden and his associates, and would lead the US and its allies into a ‘diabolical trap’, as the French foreign minister put it”. The senior CIA analyst responsible for tracking Osama bin Laden from 1996, Michael Scheuer, wrote shortly after that “bin Laden has been precise in telling America the reasons he is waging war on us. [He] is out to drastically alter US and Western policies toward the Islamic world”, and largely succeeded: “US forces and policies are completing the radicalisation of the Islamic world, something Osama bin Laden has been trying to do with substantial but incomplete success since the early 1990s. As a result, I think it is fair to conclude that the United States of America remains bin Laden’s only indispensable ally.” And arguably remains so, even after his death. The first 9/11 Was there an alternative? There is every likelihood that the Jihadi movement, much of it highly critical of bin Laden, could have been split and undermined after 9/11. The “crime against humanity”, as it was rightly called, could have been approached as a crime, with an international operation to apprehend the likely suspects. That was recognised at the time, but no such idea was even considered. In 9-11, I quoted Robert Fisk’s conclusion that the “horrendous crime” of 9/11 was committed with “wickedness and awesome cruelty”, an accurate judgment. It is useful to bear in mind that the crimes could have been even worse. Suppose, for example, that the attack had gone as far as bombing the White House, killing the president, imposing a brutal military dictatorship that killed thousands and tortured tens of thousands while establishing an international terror centre that helped impose similar torture-and-terror states elsewhere and carried out an international assassination campaign; and as an extra fillip, brought in a team of economists - call them “the Kandahar boys” - who quickly drove the economy into one of the worst depressions in its history. That, plainly, would have been a lot worse than 9/11. Unfortunately, it is not a thought experiment. It happened. The only inaccuracy in this brief account is that the numbers should be multiplied by 25 to yield per capita equivalents, the appropriate measure. I am, of course, referring to what in Latin America is often called “the first 9/11”: September 11, 1973, when the US succeeded in its intensive efforts to overthrow the democratic government of Salvador Allende in Chile with a military coup that placed General Pinochet’s brutal regime in office. The goal, in the words of the Nixon administration, was to kill the “virus” that might encourage all those “foreigners [who] are out to screw us” to take over their own resources and in other ways to pursue an intolerable policy of independent development. In the background was the conclusion of the National Security Council that, if the US could not control Latin America, it could not expect “to achieve a successful order elsewhere in the world”. The first 9/11, unlike the second, did not change the world. It was “nothing of very great consequence”, as Henry Kissinger assured his boss a few days later. These events of little consequence were not limited to the military coup that destroyed Chilean democracy and set in motion the horror story that followed. The first 9/11 was just one act in a drama which began in 1962, when John F Kennedy shifted the mission of the Latin American military from “hemispheric defense” - an anachronistic holdover from World War II - to “internal security”, a concept with a chilling interpretation in US-dominated Latin American circles. In the recently published Cambridge University History of the Cold War, Latin American scholar John Coatsworth writes that from that time to “the Soviet collapse in 1990, the numbers of political prisoners, torture victims, and executions of non-violent political dissenters in Latin America vastly exceeded those in the Soviet Union and its East European satellites”, including many religious martyrs and mass slaughter as well, always supported or initiated in Washington. The last major violent act was the brutal murder of six leading Latin American intellectuals, Jesuit priests, a few days after the Berlin Wall fell. The perpetrators were an elite Salvadorean battalion, which had already left a shocking trail of blood, fresh from renewed training at the JFK School of Special Warfare, acting on direct orders of the high command of the US client state. The consequences of this hemispheric plague still, of course, reverberate. From kidnapping and torture to assassination All of this, and much more like it, is dismissed as of little consequence, and forgotten. Those whose mission is to rule the world enjoy a more comforting picture, articulated well enough in the current issue of the prestigious (and valuable) journal of the Royal Institute of International Affairs in London. The lead article discusses “the visionary international order” of the “second half of the twentieth century” marked by “the universalisation of an American vision of commercial prosperity”. There is something to that account, but it does not quite convey the perception of those at the wrong end of the guns. The same is true of the assassination of Osama bin Laden, which brings to an end at least a phase in the “war on terror” re-declared by President George W Bush on the second 9/11. Let us turn to a few thoughts on that event and its significance. On May 1, 2011, Osama bin Laden was killed in his virtually unprotected compound by a raiding mission of 79 Navy SEALs, who entered Pakistan by helicopter. After many lurid stories were provided by the government and withdrawn, official reports made it increasingly clear that the operation was a planned assassination, multiply violating elementary norms of international law, beginning with the invasion itself. There appears to have been no attempt to apprehend the unarmed victim, as presumably could have been done by 79 commandos facing no opposition - except, they report, from his wife, also unarmed, whom they shot in self-defense when she “lunged” at them, according to the White House. A plausible reconstruction of the events is provided by veteran Middle East correspondent Yochi Dreazen and colleagues in the Atlantic. Dreazen, formerly the military correspondent for the Wall Street Journal, is senior correspondent for the National Journal Group covering military affairs and national security. According to their investigation, White House planning appears not to have considered the option of capturing bin Laden alive: “The administration had made clear to the military's clandestine Joint Special Operations Command that it wanted bin Laden dead, according to a senior US official with knowledge of the discussions. A high-ranking military officer briefed on the assault said the SEALs knew their mission was not to take him alive.” The authors add: “For many at the Pentagon and the Central Intelligence Agency who had spent nearly a decade hunting bin Laden, killing the militant was a necessary and justified act of vengeance.” Furthermore, “capturing bin Laden alive would have also presented the administration with an array of nettlesome legal and political challenges”. Better, then, to assassinate him, dumping his body into the sea without the autopsy considered essential after a killing - an act that predictably provoked both anger and skepticism in much of the Muslim world. As the Atlantic inquiry observes, “The decision to kill bin Laden outright was the clearest illustration to date of a little-noticed aspect of the Obama administration's counterterror policy. The Bush administration captured thousands of suspected militants and sent them to detention camps in Afghanistan, Iraq, and Guantanamo Bay. The Obama administration, by contrast, has focused on eliminating individual terrorists rather than attempting to take them alive.” That is one significant difference between Bush and Obama. The authors quote former West German Chancellor Helmut Schmidt, who “told German TV that the US raid was ‘quite clearly a violation of international law’ and that bin Laden should have been detained and put on trial”, contrasting Schmidt with US Attorney General Eric Holder, who “defended the decision to kill bin Laden although he didn't pose an immediate threat to the Navy SEALs, telling a House panel ... that the assault had been ‘lawful, legitimate and appropriate in every way’". The disposal of the body without autopsy was also criticised by allies. The highly regarded British barrister Geoffrey Robertson, who supported the intervention and opposed the execution largely on pragmatic grounds, nevertheless described Obama’s claim that “justice was done” as an “absurdity” that should have been obvious to a former professor of constitutional law. Pakistan law “requires a colonial inquest on violent death, and international human rights law insists that the ‘right to life’ mandates an inquiry whenever violent death occurs from government or police action. The US is therefore under a duty to hold an inquiry that will satisfy the world as to the true circumstances of this killing.” Robertson usefully reminds us that: “[I]t was not always thus. When the time came to consider the fate of men much more steeped in wickedness than Osama bin Laden - the Nazi leadership - the British government wanted them hanged within six hours of capture. President Truman demurred, citing the conclusion of Justice Robert Jackson that summary execution 'would not sit easily on the American conscience or be remembered by our children with pride ... the only course is to determine the innocence or guilt of the accused after a hearing as dispassionate as the times will permit and upon a record that will leave our reasons and motives clear.’” Eric Margolis comments that “Washington has never made public the evidence of its claim that Osama bin Laden was behind the 9/11 attacks”, presumably one reason why “polls show that fully a third of American respondents believe that the US government and/or Israel were behind 9/11”, while in the Muslim world skepticism is much higher. “An open trial in the US or at the Hague would have exposed these claims to the light of day,” he continues, a practical reason why Washington should have followed the law. In societies that profess some respect for law, suspects are apprehended and brought to fair trial. I stress “suspects”. In June 2002, FBI head Robert Mueller, in what the Washington Post described as “among his most detailed public comments on the origins of the attacks”, could say only that “investigators believe the idea of the Sept. 11 attacks on the World Trade Center and Pentagon came from al Qaeda leaders in Afghanistan, the actual plotting was done in Germany, and the financing came through the United Arab Emirates from sources in Afghanistan”. What the FBI believed and thought in June 2002 they didn’t know eight months earlier, when Washington dismissed tentative offers by the Taliban (how serious, we do not know) to permit a trial of bin Laden if they were presented with evidence. Thus, it is not true, as President Obama claimed in his White House statement after bin Laden’s death, that “[w]e quickly learned that the 9/11 attacks were carried out by al-Qaeda”. There has never been any reason to doubt what the FBI believed in mid-2002, but that leaves us far from the proof of guilt required in civilised societies - and whatever the evidence might be, it does not warrant murdering a suspect who could, it seems, have been easily apprehended and brought to trial. Much the same is true of evidence provided since. Thus, the 9/11 Commission provided extensive circumstantial evidence of bin Laden’s role in 9/11, based primarily on what it had been told about confessions by prisoners in Guantanamo. It is doubtful that much of that would hold up in an independent court, considering the ways confessions were elicited. But in any event, the conclusions of a congressionally authorised investigation, however convincing one finds them, plainly fall short of a sentence by a credible court, which is what shifts the category of the accused from suspect to convicted. There is much talk of bin Laden's “confession”, but that was a boast, not a confession, with as much credibility as my “confession” that I won the Boston marathon. The boast tells us a lot about his character, but nothing about his responsibility for what he regarded as a great achievement, for which he wanted to take credit. Again, all of this is, transparently, quite independent of one’s judgments about his responsibility, which seemed clear immediately, even before the FBI inquiry, and still does. Crimes of aggression It is worth adding that bin Laden’s responsibility was recognised in much of the Muslim world, and condemned. One significant example is the distinguished Lebanese cleric Sheikh Fadlallah, greatly respected by Hizbollah and Shia groups generally, outside Lebanon as well. He had some experience with assassinations. He had been targeted for assassination: by a truck bomb outside a mosque, in a CIA-organised operation in 1985. He escaped, but 80 others were killed, mostly women and girls as they left the mosque - one of those innumerable crimes that do not enter the annals of terror because of the fallacy of “wrong agency”. Sheikh Fadlallah sharply condemned the 9/11 attacks. One of the leading specialists on the Jihadi movement, Fawaz Gerges, suggests that the movement might have been split at that time had the US exploited the opportunity instead of mobilising the movement, particularly by the attack on Iraq, a great boon to bin Laden, which led to a sharp increase in terror, as intelligence agencies had anticipated. At the Chilcot hearings investigating the background to the invasion of Iraq, for example, the former head of Britain’s domestic intelligence agency MI5 testified that both British and US intelligence were aware that Saddam posed no serious threat, that the invasion was likely to increase terror, and that the invasions of Iraq and Afghanistan had radicalised parts of a generation of Muslims who saw the military actions as an “attack on Islam”. As is often the case, security was not a high priority for state action. It might be instructive to ask ourselves how we would be reacting if Iraqi commandos had landed at George W Bush's compound, assassinated him, and dumped his body in the Atlantic (after proper burial rites, of course). Uncontroversially, he was not a “suspect” but the “decider” who gave the orders to invade Iraq - that is, to commit the “supreme international crime differing only from other war crimes in that it contains within itself the accumulated evil of the whole” for which Nazi criminals were hanged: the hundreds of thousands of deaths, millions of refugees, destruction of much of the country and its national heritage, and the murderous sectarian conflict that has now spread to the rest of the region. Equally uncontroversially, these crimes vastly exceed anything attributed to bin Laden. To say that all of this is uncontroversial, as it is, is not to imply that it is not denied. The existence of flat earthers does not change the fact that, uncontroversially, the earth is not flat. Similarly, it is uncontroversial that Stalin and Hitler were responsible for horrendous crimes, though loyalists deny it. All of this should, again, be too obvious for comment, and would be, except in an atmosphere of hysteria so extreme that it blocks rational thought. Similarly, it is uncontroversial that Bush and associates did commit the “supreme international crime” - the crime of aggression. That crime was defined clearly enough by Justice Robert Jackson, Chief of Counsel for the United States at Nuremberg.  An “aggressor,” Jackson proposed to the Tribunal in his opening statement, is a state that is the first to commit such actions as “[i]nvasion of its armed forces, with or without a declaration of war, of the territory of another State ...” No one, even the most extreme supporter of the aggression, denies that Bush and associates did just that. We might also do well to recall Jackson’s eloquent words at Nuremberg on the principle of universality: “If certain acts in violation of treaties are crimes, they are crimes whether the United States does them or whether Germany does them, and we are not prepared to lay down a rule of criminal conduct against others which we would not be willing to have invoked against us.” It is also clear that announced intentions are irrelevant, even if they are truly believed. Internal records reveal that Japanese fascists apparently did believe that, by ravaging China, they were labouring to turn it into an “earthly paradise”. And although it may be difficult to imagine, it is conceivable that Bush and company believed they were protecting the world from destruction by Saddam’s nuclear weapons. All irrelevant, though ardent loyalists on all sides may try to convince themselves otherwise. We are left with two choices: either Bush and associates are guilty of the “supreme international crime” including all the evils that follow, or else we declare that the Nuremberg proceedings were a farce and the allies were guilty of judicial murder. The imperial mentality and 9/11 A few days before the bin Laden assassination, Orlando Bosch died peacefully in Florida, where he resided along with his accomplice Luis Posada Carriles and many other associates in international terrorism. After he was accused of dozens of terrorist crimes by the FBI, Bosch was granted a presidential pardon by Bush I over the objections of the Justice Department, which found the conclusion “inescapable that it would be prejudicial to the public interest for the United States to provide a safe haven for Bosch”. The coincidence of these deaths at once calls to mind the Bush II doctrine - “already … a de facto rule of international relations”, according to the noted Harvard international relations specialist Graham Allison - which revokes “the sovereignty of states that provide sanctuary to terrorists”. Allison refers to the pronouncement of Bush II, directed at the Taliban, that “those who harbour terrorists are as guilty as the terrorists themselves”. Such states, therefore, have lost their sovereignty and are fit targets for bombing and terror - for example, the state that harbored Bosch and his associate. When Bush issued this new “de facto rule of international relations”, no one seemed to notice that he was calling for invasion and destruction of the US and the murder of its criminal presidents. None of this is problematic, of course, if we reject Justice Jackson’s principle of universality, and adopt instead the principle that the US is self-immunised against international law and conventions - as, in fact, the government has frequently made very clear. It is also worth thinking about the name given to the bin Laden operation: Operation Geronimo. The imperial mentality is so profound that few seem able to perceive that the White House is glorifying bin Laden by calling him “Geronimo” - the Apache Indian chief who led the courageous resistance to the invaders of Apache lands. The casual choice of the name is reminiscent of the ease with which we name our murder weapons after victims of our crimes: Apache, Blackhawk … We might react differently if the Luftwaffe had called its fighter planes “Jew” and “Gypsy”. The examples mentioned would fall under the category of “American exceptionalism”, were it not for the fact that easy suppression of one’s own crimes is virtually ubiquitous among powerful states, at least those that are not defeated and forced to acknowledge reality. Perhaps the assassination was perceived by the administration as an “act of vengeance,” as Robertson concludes. And perhaps the rejection of the legal option of a trial reflects a difference between the moral culture of 1945 and today, as he suggests. Whatever the motive was, it could hardly have been security. As in the case of the “supreme international crime” in Iraq, the bin Laden assassination is another illustration of the important fact that security is often not a high priority for state action, contrary to received doctrine. Noam Chomsky is Institute Professor emeritus in the MIT Department of Linguistics and Philosophy. He is the author of numerous bestselling political works, including 9-11: Was There an Alternative? (Seven Stories Press), an updated version of his classic account, just being published this week with a major new essay - from which this post was adapted - considering the 10 years since the 9/11 attacks. A version of this piece was originally published on TomDispatch.com. The views expressed in this article are the author's own and do not necessarily reflect Al Jazeera's editorial policy.

Source: TomDispatch